150 000 000 - Страница 10

                                                фунтами,
пастью ворот особнячишки сгреб.
Сами себя из мостовых вынув, —
где, хозяин, лбище твой? —
в зеркальные стекла бриллиантовых магазинов
бросились булыжники мостовой.
Не боясь сесть на́ мель,
не боясь на колокольни напороть туши,
просто —
                 как мы с вами —
шагали киты сушей.
Красное все,
                       и все, что бе́ло,
билось друг с другом,
                                       билось и пело.

Танцевал Вильсон
                                 во дворце кэк-уок,
заворачивал задом и передом,
да не доделала нога экивок,
в двери смотрит Вильсон,
                                              а в две́ри там —
непоколебимые,
                             походкой зловещею,
человек за человеком,
                                        вещь за вещью
вваливаются в дверь в эту:
«Господа Вильсоны,
                                     пожалте к ответу!»

И вот,
           притворявшиеся добрыми,
колье
          на Вильсоних
                                  бросились кобрами.
Выбирая,
                 которая помягче и почище,
по гостиным
                      за миллиардершами
                                        гонялись грузовичищи.

Не убежать!
                      Сороконогая
                                             мебель раскинула лов.
Топтала людей гардеробами,
                                     протыкала ножками столов.
Через Рокфеллеров,
                                     валяющихся ничком,
с горлами,
                сжимаемыми собственным воротничком,
растоптав,
                  как тараканов,
вывалилась,
                      в Чикаго канув.
По улицам
                  в саже́ни
дома не видно от дыма сражений.
Как в кинематографе
                                      бывает —
вдруг
          крупно —
                            видят:
                                       сквозь хао́с
ползущую спекуляцию добивает,
                          встав на задние лапы,
                                                                Совнархоз.

Но Вильсон не сдается,
                                          засел во дворце,
нажимает золотые пружины,
и выстраивается цепь —
нечеловеческие дружины.
Страшней, чем танки,
                                      чем войск роты,
безбрюхий встал,
                               пошел сторотый,
мильонозубый
                           ринулся голод.
Город грызнет — орехом расколот.
Сгреб деревню — хрустнула косточкой.
А людей,
               а людей и зверей —
                   просто в рот заправляет горсточкой.
Впереди его,
                       вывострив ухо,
путь расчищая, лезет разруха.
Дышит завод.
                        Разруха слышит.
Слышит разруха — фабрика дышит.
Грохнет по фабрике —
                                          фабрика свалена.
Сдавит завод —
                             завод развалина.
Рельс обломком крушит как палицей.
Все разрушается,
                               гибнет,
                                           валится.
Готовься!
                  К атаке!
                                Трудись!
                                                 Потей!
Горло голода,
                        разрухи глотку
                                                  затянем
                      петлей железнодорожных путей!
И когда пресекаться дух стран
стал,
         голодом сперт,
тогда,
           раскачивая поездов таран,
двинулся вперед транспорт.
Ветрилась паровозов борода седая,
бьются,
              голод сдал,
и по нем,
                остатки съедая,
груженные хлебом прошли поезда.
Искорежился,—
                             и во гневе
                                               Вудро,
приказав:
                 «сразите сразу»,
новых воинов высылает рой —
смертоноснейшую заразу.
Идут закованные в грязевые брони
спирохет на спирохете,
                                         вибрион на вибрионе.
Ядом бактерий,
                            лапами вшей
кровь поганят,
                          ползут за шей.
Болезни явились
                              небывалого фасона:
вдруг
          человек
                         становится сонный,
высыпает рябо́,
распухает
                 и лопается грибом.
Двинулись,
                    предводимые некою
радугоглазой аптекою,
бутыли карболочные выдвинув в бойницы,
лазареты,
                  лечебницы,
                                       больницы.
Вши отступили,
                         сгрудились скопом.
Вшей
          в упор
                     расстреливали микроскопом.
Молотит и молотит дезинфекции цеп.
Враги легли,
                      ножки задрав.
А поверху,