150 000 000 - Страница 11


К оглавлению

11
                  размахивая флаг-рецепт,
прошел победителем мировой Наркомздрав.


Вырывается у Вильсона стон, —
и в болезнях побит и в еде,
и последнее войско высылает он —
ядовитое войско идей.
Демократизмы,
                            гуманизмы —
идут и идут
                    за измами измы.
Не успеешь разобраться,
                                             чего тебе нужно,
а уже
          философией
                                 голова заталмужена.
Засасывали романсов тиной.
Пением завораживали.
                                        Завлекали картиной.
Пустые головы
                           книжками
                                             для веса
нагрузив,
                пошел за профессором профессор.
Их
     молодая встретила орава,
и дулам браунингов в провал
рухнуло римское право
и какие-то еще права.
Простонародью очки втирая,
адом пугая,
                     прельщая раем,
и лысые, как колено,
                                  и мохнатые, как звери,
с евангелиями вер,
                                  с заговорами суеверий,
рясами вздыбив пыль,
армией двинулись чернобелые попы.
Под градом декретов
                                      от красной лавины
рассыпались
                       попы,
                                 муллы,
                                              раввины.
А ну, чудотворцы,
                                со смертных одр
встаньте-ка!
                      На месте кровавого спора
опора веры валяется —
                                           Пётр
с проломанной головой собственного собора.
Тогда
           поэты взлетели на́ небо,
чтоб сверху стрелять, как с аэроплана бы.
Их
     на приманку академического пайка
заманивали,
                      ждали, не спустятся пока.
Поэты бросались, камнем пав, —
в работу их,
                     перья рифм ощипав!
В «Полное собрание сочинений»,
                                                            как в норки,
классики забились.
                                  Но жалости нет!
Напрасно
                 их
                      наседкой
                                       Горький
прикрыл,
                 распустив изношенный авторитет.
Фермами ног отмахивая мили,
кранами рук расчищая пути,
футуристы
                   прошлое разгромили,
пустив по ветру культуришки конфетти.


Стенкой в стенку,
                               валяясь в пы́ли,
билась с адмиралтейством
                                                Лувра труха,
пока
        у адмиралтейства
                                        на штыке-шпиле
не повисли Лувра картинные потроха.


Последняя схватка.
                                  Сам Вильсон.
И в ужасе видят вильсоицы —
испепелен он,
задом придавить пытавшийся солнце.
Кто вспомнит безвестных главковерхов имя,
победы громоздивших одна на одну?!
Загрохотав в международной Цусиме,
эскадра старья пошла ко дну.
Фабриками попирая прошедшего труп,
будущее загорланило триллионом труб:
«Авелем называйте нас
                                          или Каином,
разница какая нам!
Будущее наступило!
                                   Будущее победитель!
Эй, века,
                на поклон идите!»
Горизонт перед солнцем расступился злюч.
И только что
                       мира пол заклавший,
Каин гением взялся за луч,
как музыкант берется за клавиши.


История,
                 в этой главе
                                         как на ладони бег твой.
Голодая и ноя,
города расступаются,
                                           и над пылью проспектовой
солнцем встает бытие иное.


Год с нескончаемыми нулями.
                                      Праздник, в святцах
                                                    не имеющий чина.
Выфлажено все.
                             И люди
                                          и строения.
Может быть,
         Октябрьской революции сотая годовщина,
может быть,
                      просто
                                  изумительнейшее настроение.
Разгоняя дирижабли небесам под уклон,
поездами,
                  на палубах бесчисленных эскадр,
извилинами пеших колонн
за кадром выстраивают человечий кадр.


Большеголовые,
                              в красном сиянье,
с Марса слетевшие, встали марсияне.
Взыграет аэро,
                           и снова нет.
И снова птицей солнце засло́нится.
И снова
              с отдаленнейших слетаются планет,
винтами развеерясь из-за солнца.
Пустыни смыты у мира с хари,
деревья за стволом расфеерили ствол.
На площади зелени —
                                       на бывшей Сахаре —
сегодня
              ежегоднее торжество.


11