150 000 000 - Страница 4

Бей, барабан!
                         Барабан, бей!
Или — или.
Пропал или пан!
Будем бить!
                     Бьем!
                                Били!
В барабан!
                   В барабан!
                                      В барабан!

Революция
                     царя лишит царева званья.
Революция
                     на булочную бросит голод толп.
Но тебе
              какое дам названье,
вся Россия, смерчем скрученная в столб?!
Совнарком —
                         его частица мозга, —
не опередить декретам скач его.
Сердце ж было так его громоздко,
что Ленин еле мог его раскачивать.
Красноармейца можно отступить заставить,
коммуниста сдавить в тюремный гнет,
но такого
                в какой удержишь заставе,
если
         такой
                   шагнет?!
Гром разодрал побережий уши,
и брызги взметнулись земель за тридевять,
когда Иван,
                     шаги обрушив,
пошел
           грозою вселенную выдивить.

В стремя фантазии ногу вденем,
дней оседлаем порох,
и сами
            за этим блестящим виденьем
пойдем излучаться в несметных просторах.

Теперь
повернем вдохновенья колесо.
Наново ритма мерка.
Этой части главное действующее лицо — Вильсон.
Место действия — Америка.

Мир,
        из света частей
                                    собирая квинтет,
одарил ее мощью магической.
Город в ней стоит
                                на одном винте,
весь электро-динамо-механический.

В Чикаго
               14 000 улиц —
                                          солнц площадей лучи.
От каждой —
                        700 переулков
                                                  длиною поезду на́ год.
Чудно́ человеку в Чикаго!

В Чикаго
                от света
                               солнце
                                            не ярче грошовой свечи.
В Чикаго,
                чтоб брови поднять —
                                                  и то
                                                    электрическая тяга.
В Чикаго
       на версты
                         в небо
                                     скачут
                                              дорог стальные циркачи
Чудно́ человеку в Чикаго!
В Чикаго
                у каждого жителя
                                       не менее генеральского чин.
А служба —
                      в барах быть,
                                         кутить без забот и тя́гот.
Съестного
                   в чикагских барах
                                                  чего-чего не начу́дено.
Чудно́ человеку в Чикаго!
Чудно́ человеку!
                             И чу́дно!

В Чикаго
                такой свирепеет грохот,
что грузовоз
                      с тысячесильной машиною
казался,
              что ветрится тихая кроха,
что он
           прошелёстывал тишью мышиною.

Русских
              в город тот
не везет пароход,
не для нас дворцов этажи.
Я один там был,
в барах ел и пил,
попивал в барах с янками джин.
Может, пустят и вас,
                                   не пустили пока —
начиняйтесь же и вы чудесами —
в скороходах-стихах,
в стихах-сапогах
исходи́те Америку сами!

Аэростанция
                       на небоскребе.
Вперед,
              пружиня бока в дирижабле!
Сожмутся мосты до воробьих ребер.
Чикаго внизу
                      землею прижаблен.
А после,
              с неба,
                          видные еле,
сорвавшись,
                      камнем в бездну спланируем.
Тоннелем
в метро
              подземные версты выроем
и выйдем на площадь.
                                       Народом запружена.
Версты шириною с три.

Отсюда начинается то, что нам нужно
— «Королевская улица» —
                                                по-ихнему
                                                         — «Ро́яль стрит».

Что за улица?
Что на ней стоит?

А стоит на ней —
                              Чипль-Стронг-Отель.
Да отель ли то
                          или сон?!
А в отеле том
                        в чистоте,
                                         в теплоте
сам живет
                  Вудро
                             Вильсон.
Дом какой — не скажу.
                                        А скажу когда,
то покорнейше прошу не верить.
Места нет такого, отойти куда,
чтоб всего его глазом обмерить.
То,
      что можно увидеть,
                                        один уголок,
но и то
            такая диковина!
Посмотреть, например,
                                         на решетки клок —
из гущённого солнца кована.